Ілияс Жансүгіров / Ильяс Джансугуров

Публикация в "Экспресс К"

Если ты чего-нибудь хочешь, весь мир придет тебе на помощь
№ 189 (17789) от 12.10.2013
Жанар ЕСЕНТАЕВА, Астана

"Мои дети – потомки трех выдающихся, славных сынов казахского народа, – писала Фатима Габитова. –
Ежегодно 14 октября собирайтесь вместе. Вы – прямые наследники этих благородных людей.
Не забывайте об этом! На этом я завершаю свой материнский наказ".

14 октября – день рождения Фатимы Габитовой, избранницы таких великих людей, как Билял Сулеев, Ильяс Джансугуров и Мухтар Ауэзов. Гляжу на ее фотографии, вчитываюсь ее в письма – и пытаюсь понять то неуловимое, что поняли эти три великих сына казахского народа. Она уберегла от НКВД их творческое наследие и вырастила их наследников. Всем своим детям Фатима-апай дала хорошее воспитание и образование. Все они – признанные ученые, историки, переводчики, философы и педагоги.Как-то на курсах казахского языка я познакомилась с Жанар Джандосовой. На одном из уроков нужно было рассказать о своей семье. Так я впервые услышала о Фатиме Габитовой – бабушке Жанар. Я испытала чувство стыда за то, что, имея филологическое образование, ничего не знала о женщине, которую любили три корифея казахской культуры.

– Каждый год 14 октября в доме моей мамы Ильфы Джансугуровой-Джандосовой собираются дети, внуки и правнуки. Мы поем песни, читаем, разговариваем, – поведала мне Жанар. Я попросила ее рассказать подробнее о Фатиме-апай. Она дала мне книгу, посвященную жизни бабушки. Я читала ее, и предо мной предстал образ мудрой матери, цельной личности и одаренной женщины, которая, несмотря на все испытания судьбы, воспитала семерых достойных детей.
Фатима родилась в небольшом городке Капале. Училась в медресе, знала арабский язык. В их доме жили ссыльные немцы, которые обучили ее немецкому и французскому языкам, а также западной культуре. Будучи татаркой, Фатима еще в юности освоила казахский язык.
Ильфа Джансугурова-Джандосова вспоминает: "Меня всегда поражало, как она могла предвидеть будущее, откуда знала, что придет время и будет востребовано все, что, казалось бы, навеки ушло в прошлое. Несмотря на гонения, ссылки и частые переезды, она сумела сберечь уцелевший от разбойничьих конфискаций архив Ильяса, в том числе и его записку из тюрьмы, датированную 1938 годом. Я помню, как отчаянно она боролась за публикацию произведений Ильяса, как страдала, как уставала до изнеможения, но, чуть отдохнув, снова была готова к бою… Жизнь ее была постоянной борьбой – за нас, за память об Ильясе".

* * *

В 16 лет Фатима вышла замуж за Биляла Сулеева – просветителя, акына, драматурга и журналиста. Забота о троих детях легла на плечи юной Фатимы. В десять лет умер их старший ребенок, а первая волна сталинских репрессий навсегда разлучила ее с мужем. Потом в ее жизни появляется Ильяс Джансугуров, давно влюбленный в Фатиму. Она писала ему: "Ты выдающийся поэт с недосягаемым талантом. Из прекрасных слов ты способен построить необыкновенный, дивный, драгоценный дворец, который своей красотой поразит всех. Впредь я желаю читать не грустные, тоскливые письма, а твои пламенные стихи, рисующие прекрасный облик твоего народа. До тех пор, пока ты не проявишь себя на литературном фронте небывалыми достижениями, которые всколыхнут весь народ, я не буду писать тебе писем. И ты не пиши мне! Дерзай, иди на фронт! Борись со своим сердцем!". После этого из-под пера Джансугурова родились такие поэмы, как "Кулагер" и "Кюйши".Ильяс Джансугуров разделял мужчин на пять разных типажей. "Пятый тип мужчин способен любить только одну-единственную женщину, которой посвящает все свои дела и поступки, которой предан душой и сердцем. Вдали от любимых они томятся от тоски, а рядом с ними сгорают огнем любви. Даже если их возлюбленные далеки от совершенства, они не видят в них никаких недостатков и признают лишь достоинства. Это особые мужчины – со страстной душой, готовые ради любви принести себя в жертву. Истинная любовь бывает только у них. Я – такой!".­­­­
Через несколько лет Фатима становится женой Ильяса Джансугурова. Она работает редактором в издательстве художественной литературы, редактирует произведения мужа, занимается переводами. В 1937 году Джансугурова арестовали по клеветническому доносу. Как-то сгоряча Фатима-апай сказала детям: "Я прожила с вашим отцом пять лет. И двадцать лет из-за этого страдаю". Но именно за эти пять лет Ильяс Джансугуров написал свои самые великие произведения.

* * *

Фатима-апай осталась с пятью детьми и клеймом "жены врага народа". И тут на помощь пришел Мухтар Ауэзов – верный друг Сулеева и Джансугурова. Он помогает Фатиме, рискуя собственной свободой. Их редкие встречи наполняют ее силой и надеждой. Глубокое уважение и дружеские чувства переросли в любовь. В 1943 году у них родился сын Мурат. ИльфаДжансугурова-Джандосова никогда не забудет, как в 1957 году на собрании Союза писателей Казахстана ее мама взошла на трибуну. Под ее гипнотическим взглядом зал затих. Вскользь поблагодарив Хрущева и правительство
республики, она указала на сидящих в первом ряду: "Это ты написал донос на Ильяса!", "Это ты присвоил его труды!", "Это ты выгнал семью Ильяса и занял его квартиру!".Очень хотелось бы, чтобы талантливый режиссер снял художественный фильм о судьбе этой благородной женщины. Сейчас Жанар Джандосова ищет деньги и кинематографистов, которые бы сняли такую
кинокартину.

1942 г. июль месяц. Мне 7 лет…
 
Нас выслали из Алма-Аты как семью "врага народа", семью Ильяса Джансугурова, обвиненного в "японском шпионаже".
 
Я хорошо помню последнюю конфискацию в Алма-Ате, из квартиры выносили вещи, книги, грузили на машину и увозили куда-то. Потом мама, мы звали её "тәте", писала химическим карандашом на вещах: "Станция отправления – Алма-Ата, станция назначения – Мерке, Джамбульская область"… Помню, как мы ждали прихода поезда на алмаатинском вокзале. На перроне много народу, темно, мрачно, тревожно…
 
Мы – это тәте, ани (так звали мы Хуппижамал, нашу бабушку, точнее, тётю нашей мамы), Азат, мой старший брат (12 лет), Үміт, ей 9 лет, я и мой младший брат Булат, 5 лет. Поехали…
 
Никто нас не провожал. Помню остановки – "Станция Луговая", а потом – "Мерке". Приехали рано утром, высадились, сложили вещи под большим деревом и сели ждать дальнейшего. А потом тәте и Азат пошли в село – искать дом Раззака, и я попросилась с ними (адрес Раззака тәте получила от Мухтара Ауэзова). Мы втроём шли пешком по пыльным улицам, мимо маленьких домиков, шли долго, тәте спрашивала дорогу, и вот часа
 
через два или три мы подошли к маленькому глинобитному дому с плоской крышей. Во дворе какая-то женщина варила в казане что-то. Нас она встретила не очень приветливо, но пригласила войти. Чуть отдохнув,
 
тәте уехала за оставшимися на вокзал. Солнце уже опускалось за горизонт, когда они приехали.
 
Мы прожили у Раззака 2-3 дня, а затем переехали к Кәттә-хоже, узбеку. У него был огороженный двор, который каждый вечер подметали и поливали. Здесь жило много людей: дети босоногие, раздетые, разного возраста. Главенствовала Бубухан, жена Кәттә-хожи, тощая, крикливая, еще были какие-то женщины. Сам Кәттә-хожа был очень колоритной фигурой. Днём его дома не было, рано утром он в какой-то шкуре, наброшенной на голое тело, уходил пасти коров. Приходил затемно.
 
Мы жили на одной половине дома в небольшой комнате, а напротив нас, в такой же – семья хозяина.  Когда начались холода, мы очень мёрзли – печек не было, а бегали греться в комнату хозяев. Там посредине комнаты стоял накрытый стёганным одеялом круглый низкий столик, а под ним стояла жаровня с углями. Так мы грели ноги, а спина всё равно мёрзла… Осенью к нам приезжала группа кинооператоров из Алма-Аты. Я помню дядю Бориса, который приделал у нашему железному ковшу плетенную проволочку-крючок. Были еще тётя Ира, тётя Валя, ещё дяди. Для них мама пристроила во дворе гамаки, а тёти жили с нами в комнате. До сих пор помню тёплое чувство, которое исходило от них.
 
Наступила осень. Летом мы бегали босиком, а когда начались заморозки, прыгали с одного кустика на другой. Земля покрылась инеем, ноги постоянно мёрзли. Я пошла в первый класс в русскую школу имени Трубицына, которая находилась в русской части села Мерке. Да, всё село делилось на русскую и узбекскую части. На русской части стояли домики с огороженными садами и огородами, вдоль улиц росли деревья. Я помню Крестьянскую улицу – длинную и прямую. Там находился детсад, куда мы водили Булата. А недалеко от нас высился базар с многочисленными ларьками, по четвергам там был "базарный день", приезжали сюда колхозники продавать или покупать. Двор Кәттә-хожи был недалеко от речки Қарасу, мы называли ее "Карасучкой", был небольшой, но чистый пруд, куда мы ходили купаться. Недалеко от базара на вершинке стоял четырёхгранный памятник Ленину. Выкупавшись в пруду, мы влезали на памятник, согревались и пытались прочесть надписи. На русском читали, а вот что-то на латинском, арабском шрифте – конечно, не могли.
 
Наступила зима. Радио не было, но вести с фронтов Великой Отечественной войны поступали неукоснительно. Где-то там, на фронте, сражался наш старший брат Джаныбек. Мы ждали от него вестей. Ему было 19 лет. Тәте должна была рожать. Мы жили в ожидании. Как-то раз я в конце декабря 1942 года возвращаюсь из школы и вижу тәте, которая, держась за стенку дувала, шла мне навстречу. Ноги её скользили поглине, она чуть не упала… Коричневое демисезонное пальто застёгнуто на одну пуговицу… Я хотела пойти с ней вместе в роддом, но она сказала: "иди домой, я сама дойду". Она ушла, не оборачиваясь. Дома Үміт, Булат, Азат сидели за столом и придумывали имя будущему новорожденному. И я подключилась. Имена были – Саша, Петя… А Булат сказал: "Бупа". Так и решили. А это от казахского "Бөпе" – "малыш". И через несколько дней тәте появилась с Муратиком. Он родился 31 декабря 1942 года в 23 часа ночи. И, конечно, его записали – 1 января 1943 года. В комнате было холодно, мы заранее ждали его. И мы зажгли коптилку, собрались вокруг стола и дышали на сверток, который тәте положила на стол и развернула перед нами. А он лежал такой хорошенький и милый, шевелил ручками и ножками, улыбался нам и не плакал. "Это ваш братик Муратик", — сказала тәте. Ни пелёнок у него не было, ни лишней тряпочки. А когда тәте уходила на работу, мы нажёвывали хлеб, заворачивали жёванку в марлю, завязывали в узелок и кормили нашего братика. Вот так он и рос с нами.
 
А весной сорок третьего года наша семья переехала к другим хозяевам. Тәте до лета работала в СШ имени Трубицына, а летом перешла работать в казахскую семилетнюю школу имени Калинина, а жили мы у таджичек Нарниссо и Айниссо. Почти четыре года, на окраине села Мерке. Напротив — дом Раззака, сельское кладбище, а еще дальше – колхоз "Большевик". Сохранились фотографии той поры.
 
Весной 43 года мы получили известие о гибели Джаныбека. В тёмной глинобитной хижине плакали, скорчившись, тәте и ани. Ему было всего 20 лет. Он погиб в боях под Смоленском в феврале 1943 года. В архиве мамы сохранились его дневниковые записи, стихи, рисунки, письма. В 2009 году моя дочь Фатима сделала запрос, и теперь мы точно знаем, что погиб он не в бою, а был ранен и скончался в госпитале. Я написала о нём эссе и надеюсь, что оно будет опубликовано.
 
В феврале 1944 года разнесся слух, что на станцию прибыл поезд с переселенцами с Кавказа. Весь народ высыпал на улицу, и, конечно, мы, дети, в первую очередь, ждали, когда появятся кавказцы. И вот в
 
отдалении на шоссе показалась толпа людей. Шли старики, женщины, дети. Все очень утомлённые, в ковровых шалях, папахах, вели, несли детей. От станции до нас 5 километров. И, пока они шли, жители Мерке разбирали их по домам. До нас дошли уже не так много, и их всех разобрали люди, уводили к себе. И в нашем дворе, в отдельной комнатке, поселились старик и старуха. Мы быстро подружились с молодыми переселенцами, общались, играли вместе. А балкарский и карачаевский языки оказались почти понятными для нас.
 
В то время Мерке был интернациональным. Тут жили и работали чехи, поляки, украинцы, немцы, евреи, русские, казахи, узбеки, киргизы, корейцы, татары, таджики, ингуши, чечены, балкары и т.д. Все поддерживали друг друга. Испекут лепёшки – обязательно идут делиться с соседями…
 
От Айниссо и Нарниссо мы переехали в 1947 году в школьный двор школы имени Калинина. Мама сумела из семилетней школы создать десятилетку. Сама она работала завучем, преподавала казахский язык и литературу, вела большую общественную работу. Помню директора Оспанбекова, Хазрет Давыдовича – математика, Кадышева – физика с семьёй, они жили рядом.
 
Зимой 1947 года в Мерке ночью было сильное землетрясение, скорей всего, отголосок страшного разрушительного землетрясения в Ашхабаде. Никаких официальных сведений не было, ни по радио, ни в газетах. Но слухи, конечно, были. Столица Туркмении была сметена с лица земли. Очень многие погибли. Азат в это время болел. Мы вытащили его во двор и сидели с ним рядом. Трясло несколько дней ещё.
 
В 1948 году Азат закончил СШ имени Трубицына с золотой медалью и уехал в Москву, где поступил на филологический факультет. А встретились мы с ним уже в Алма-Ате, куда мы, остальные, приехали по инициативе тәте и поддержке Мухтара Ауэзова. Провожали нас в Алма-Ату очень много людей, даже приехали с нами на станцию и дожидались нашего поезда.
 
Когда вспоминаются годы, проведенные в Мерке, меня охватывает чувство благодарности судьбе.
 
Ведь здесь мы сохранились как семья, здесь обрели нашего Муратика, здесь почувствовали единение с людьми, с народом. Да, здесь пережили холод и голод, ходили собирать кизяк и масак, здесь встретили день Победы, пели военные песни, вступали в пионеры и комсомол, здесь жили надеждой на лучшее будущее. Я благодарна Мерке за то, что здесь гуляя с моим дорогим братиком среди дувалов разрушенных домов я летом 44 года обнаружила священную книгу "Коран", изданную в Казани в позапрошлом веке. Эту книгу я пронесла через все мои годы и сейчас она у меня.
 
Мне уже 77 лет. Пережито и прочувствовано очень много, но Мерке – это особая страница в моей жизни.
 
Ильфа Ильясовна Джансугурова-Джандосова
 
14 марта 2012 г. Алматы
 
Пояснения к тексту
 
1.       Тәте (мама, Фатима Габитова)
2.       Ани (Хуппижамал Жилкибаева, тётя Ф. Габитовой)
3.       Жаныбек, Азат (Сыновья Биляла Сулеева и Ф. Габитовой)
4.       Үміт, Ильфа, Булат (Дети Ильяса Джансугурова и Ф. Габитовой)
5.       Мурат (Сын Мухтара Ауэзова и Ф. Габитовой)
6.       Раззак (Абд-и Раззақ – родственник Мухтара Ауэзова)
 
Написано по детским воспоминаниям, как воспринималось тогда.

Электронное письмо Жанар Джандосовой с отчетом о вечере, посвященном Ильясу, проведенном в мае 2007 года.

Всем привет!
Небольшой отчетик. На вечере были Куаныш Султанов (мажилисмен),
который в свое время сделал очень много для установки памятника Ильясу
в Талдыкоргане, министр Ертысбаев; Какимбек Салыков сделал отличный
доклад.

Самым интересным, конечно, было выступление нашей мамы, которая
рассказала о вкладе архивистов, особенно Абильхана Аблясанулы,
Сандыбековой, о задачах фонда (составление словаря Ильяса, альбома
Кюйши, фотоальбома "Картины Жетысу", перевод на языки мира, написании
книги "Ильяс и кино"), а также о преодолении однобокого представления
об Ильясе как поэте, указав на Ильяса как первого фантаста в казахской
литературе (Бадрак).

Жекен Калиевич сказал очень хорошую речь о необходимости назвать
улицу, создать музей и поднять имя Ильяса на мировой уровень —
объявить год Ильяса в ЮНЕСКО. Много писателей принесли свои стихи,
посвященные Ильясу, композитор Егинбаев вместе с оперным певцом
Махмудом Тойкеновым исполнил свою знаменитую песню Уш арыс. Роза
Бердигалиева, директор национальной академической библиотеки, сказала
очень душевные слова, выступала Сауле Боранбаева (управление
архивами), дядя Саят, Жабайхан Абдильдин.

Вела вечер Ляззат Адильбекова, исследователь, проректор ЖенПИ, которая
приехала благодаря нашему обращению в Министерство образования и сам
университет. Благодаря Есену Медеуову, ректору университета им.
Жансугурова, приехал Имангазинов. Пришлось также напрячь Союз
писателей, который профинансировал поездку дяди Саята.

Во время фуршета выступления продолжили молодые поэты — Аскар Сагнай,
ученики школ и университетов, сотрудники и дети сотрудников Санджа.
Один мальчик был просто мощный — похож на Ильяса, стихи читал так
страстно! Мама в это время раздавала автографы.

Большая часть подготовки легла на плечи Газизы Исахан, бывшая
архивистка, а сейчас работает в Комитете Архивов и информации
Министерства культуры и информации. Газиза недавно потеряла супруга,
известного тележурналиста Бейбута Кусанбека, который вел передачи
"Тiл" и "Отан достар" на ТВ.

Ажар очень оперативно оприходовала деньги от  спонсора, уладила
административные формальности. Фатимина презентация с ее и Кешиными
фотографиями крутились в течение всего вечера. Асина музыка звучала во
время прихода гостей. Сотрудники Санджа, благодаря участию в
подготовке очень много узнали об Ильясе. Спасибо всем.

Вы говорите: — Это кто
Такой наводит страх?
Я — очень важное лицо,
Для вас — почти аллах!

Без  государственной руки
Вам не прожить и дня,
Все ваши тяжбы, дураки,
Скопились у меня.

Сейчас напишем протокол –
Про все я должен знать!
(По воле дарите – беру,
Но взяток не давать).

Расписки, копии нужны:
Проверю всех – да, да!
(Тем, кто развяжет свой язык
Не миновать суда).

Любого раздавлю, как мост —
Мне судьи не указ:
Я занимаю важный пост,
Предупреждаю вас!

Где заявление? Ой-бай,
Чего ты просишь в нем?
(Что прячешь там? Давай-давай-
Мы дело провернем,

У нас ревизия в руках,
Подправим — не беда,
Неси скорее матерьял,
Подумаем тогда.

Слыхал: "МИЛИЦИЯ", "МАНДАТ"? –
Всех новых слов не счесть!
Сошлю! Уволю! Вот карман,
Несите все, что есть.

Хы-хы-хы! Сколько дашь голов?
Две лошади, верблюд,
Одна доха, пяток волков –
Ну, что за глупый люд!

А деньги есть? Скорей, скорей,
Тебя я изберу,
Кусок конины пожирней
Притащишь поутру).

Перевод: Р. Блехман

***
Мой жестокий цепкий рок!
Нет спасения в тебе.
Если б я забыться мог
И не думать о судьбе.

Есть ли жалость у цепей?
Тянут путы все сильней,
Зря уходит вешний сок
В горе черное, в песок.

Жаркой молодости пыл
Рок холодный остудил,
Разгорающийся день
До полудня погасил.

Красота и чистота
Вмиг увяли без следа.
Чуть затеплясь, охладели
Чувства раз и навсегда.

Перевод: Р. Блехман

Лето новое сверкает,
Всколыхнулись степи горы,
От гусей густы озера,
Все гудит, шумит, играет.

Трудовой порыв алеет,
И распалось жало снега,
И мечты великой недра,
С гор потоком все смелее.

Разом все перевернулось,
Перестроилось, проснулось,
Все старье помолодело —
Степь труда — большое дело!

Летом я назвал не лето —
Это утро жизни новой!
Гул в долине — это трактор,
Это трактор стопудовый.

Ветром я назвал не ветер —
Трудового пыла токи,
Вал труда, как наводненье,
Словно горные потоки!

Лето — мой социализм!
И аулы, словно реки,
Всем врагам назло, навеки
Забурлив, в колхоз слились!

Перевод: Р. Блехман

Глухи дальние удары,
Гулко капает вода,
Горы стары стены стары,
Светит старая звезда.

Продырявя землю, уголь
Ты в глубинах добываешь.
Для себя или для друга
Яму смертную копаешь?

Кровь иль пот на лбу – работой
Изнурен, измучен ты —
Не продолбят капли пота
Бар тугие животы!

Трудовой народ, подобно
Червю, чахнет под землей.
Для кого ты блага создал,
Кто глумится над тобой?

Мы протягиваем руки
Вам, друзья? Вперед,вперед!
Раб, познавший только муки,
Встань, униженный народ!

Обуздай хозяев силой,
В битву тяжкую вступай,
Злому ворогу могилу
Углекоп, копай, копай!

Перевод: Р. Блехман

Ледяной буран заметает степь.
Заскрипел мороз, затрещал во мгле.
Овцы сбились в круг, закопались в снег:
Только тихо стонут, припав к земле.

Опершись о палку, Таймас стоит.
Он дрожит трясется, а холод лют.
Он одеждой драною чуть прикрыт,
И в шарыки вязаные обут.

Замерзает тело, но долог путь,
Ледяному ветру открыта грудь,
И портянки треплются на ветру,
И колени светятся сквозь дыру,

И не тает к горлу прилипший снег,
С бороды свисает колючий лед,
Ветер жгуч и резок – пощады нет,
По нагому телу  жестоко бьет.

Бай Дуйсек надел лисий малахай,
Меховой тулуп и ему тепло.
— Шевели отару — бранится бай,
— Скот паси подальше, гони его!

— Чтоб не знал удачи, паршивый пес! —
Сытый бай, как ворон, прокаркал зло.

Перевод: Р. Блехман

Ты запел — я взволновался, задрожал,
И в гортань живые соки потекли.
Чем-то мучась, ты заплакал, зарыдал,
Соблазняя призывал меня к любви.

Я забылся, помутился разум мой –
Чувства вспыхнули, а мысли унеслись,
Все сильнее бьются вены, мчится кровь,
Ты печаль, вливая в сердце, песня, длись.

Оглянулся я в беспамятстве вокруг:
Лес застыл, живое смолкло, встал ручей.
Все затихло – плеск озер и ветра гул,
Только где-то заливался соловей.

Ты поешь – я задыхаюсь, трель твоя
Затихает, песню в шепот обратив.
Ах, послушай, эта песня про меня,
Про меня ты напеваешь свой мотив,

То стремглав несешься в бездну, в глубь земли,
То стремишься вновь к высоким небесам…
Сердце, кровь, и мозг и мысль в одно слились
И объят прекрасной музыкой я сам.

Поселил во мне недуг отныне ты,
Я в томленьи не избавлюсь от мечты,
Я растаю, растворясь в небытии,
Если петь не буду так же, как и ты.

Перевод: Р. Блехман

Раиса Блехман — уроженка Казахстана, биолог, ныне живет в Израиле.
Работала вместе с Инюшиным В.М.

https://www.facebook.com/raisa.blehman